Москва, Таганка. Улица Школьная. Улица-музей, почти вся — пешеходная. Чуть ли не половина домов — памятники истории и культуры ансамбля Рогожской ямской слободы. Двухэтажные особнячки — все в прекрасном состоянии — радуют глаз свежими пастельными красками.

Капитальную реставрацию Школьной улицы провели в конце 1970-х — середине 1980-х те, кому здесь предстояло обитать. Они и сегодня здесь: в доме 24 — Центральные Научно-Реставрационные Проектные Мастерские, в домах 23 и 34 — Центрреставрация, в доме 48 — Центр Реставрации Памятников Истории и Культуры.

Реставраторы. Те, кто десятилетиями восстанавливает и поддерживает живучесть главных памятников всея Руси. Бесконечный список объектов возглавляют Кремль, собор Василия Блаженного, Новодевичий монастырь...

Повод для встречи на Школьной улице с Николаем Сергеевичем Романовым, ведущим реставратором Новодевичьего монастыря (а также стен и башен Кремля), был весьма условным: 13 (26) мая 1524 года был основан Новодевичий монастырь. Дата не круглая, никаких торжеств не ожидается. Нам просто хотелось поговорить с Николаем Сергеевичем о неизвестной стороне жизни самой известной московской обители, об архитектурных безумствах сталинской Москвы, о новом русском пантеоне и отказе от творческих амбиций.

- Николай Сергеевич, Вы работаете в Новодевичьем монастыре уже больше сорока лет. Меняется ли отношение к «объекту» за такой долгий срок? Не надоедает?

- Я в Новодевичьем уже сорок второй год работаю. Когда только дали объект, был, конечно, в восторге — не так много работ у меня было тогда за спиной, большое уважение оказали. Но так, чтобы голова от величия закружилась, не было. А с годами и вовсе пришло какое-то чувство спокойствия, глаз же замыливается. Мне кажется, что реставраторы вообще несколько обделены в своей работе — с годами ощущение радости притупляется. Когда что-то новое находишь — да, адреналин. Подошел к стене, стукнул по ней киркой — а там роспись или наличник. А по итогам работы есть просто спокойная радость от того, что сделал что-то полезное. И не важно, какова общая значимость объекта. Я, например, с 1973 года занимаюсь реставрацией в Кремле, с 1993 — главный архитектор четырех кремлевских соборов, стен и башен. И что? Прихожу сейчас на Красную площадь и думаю: так, Спасская башня еще не облезла. Сдал я ее в 1999 году, еще стоит — и хорошо. А вот когда за рубеж выезжаю, где и Ватикан, и Нотр-Дам, и Вестминстерское аббатство — колбасой ношусь, воспринимаю все с чистого листа.

- И все же: остались ли еще какие-то загадки и открытые вопросы, связанные с Новодевичьим монастырем?

- Чистый процесс реставрации — когда делаются проекты, снимается культурный слой, открываются росписи, — уже прошел. Осталось доделать несколько объектов, а потом поддерживать в достойном состоянии то, что было отреставрировано. Но открытия все равно происходят — периодически под слоем штукатурки обнаруживаются или детали отделки, или роспись. Да и сам монастырь, история которого изучена-переизучена, оставляет еще простор для исследований. Например, главный собор монастыря — Смоленский. До сих пор неизвестна его точная датировка. А он по значимости, объему и красоте сопоставим с Успенским и Архангельскимсоборами московского Кремля. А когда он был построен — в первой четверти или конце XVI века — неизвестно. Кто строил — русские зодчие или приглашенные итальянцы — тоже неясно.

Или, например, палаты при Напрудной башне. С легкой руки выдающегося архитектора-реставратора Петра Дмитриевича Барановского, который много лет жил в Новодевичьем монастыре, они были названы палатами Софьи. Документов, подтверждающих то, что царевна Софья во время своего заточения в монастыре жила в этих палатах, нет. Есть только предположения, что она могла там находиться, так как мы знаем, что стрельцы после бунта были повешены напротив ее окон. А за пределы монастырских стен окна выходят только у этих палат.

С палатами Ирины Годуновой та же история — вообще, считается, что она содержалась в деревянных палатах, которые стояли на месте сегодняшних, каменных. Но пока документально все эти версии не опровергнуты, экскурсоводы для пущего интереса будут называть их «палаты Софьи» и «палаты Годуновой».

- Не было ли у советского руководства страны планов снести Новодевичий монастырь?

- Нет, Новодевичий никогда не планировали сносить — не было смысла. После закрытия монастыря в 1920-м году там расселили около 700 жильцов, превратив монастырь в густонаселенный квартал. Даже некоторые монахини остались там жить. И они, и обычные горожане селились в крохотные квартирки, устроенные во всех помещениях монастыря, кроме Спасского собора. Интерьеры практически всех зданий подверглись перепланировке с устройством маленьких комнат, кухонь, санузлов. Несмотря на то, что Новодевичий стал филиалом Исторического музея еще в 1934 году, только ряд зданий был передан под организацию музея. Последние жильцы покинули стены Новодевичьего монастыря только в конце 1960-х годов. Исключение сделали для Петра Барановского — он предпочел новой квартире свои комнаты в Больничных палатах.

Вообще, планы по сносу того или иного объекта обычно хорошо известны и задокументированы в протоколах комиссий. Вот храм Василия Блаженного точно сносить хотели. Как и хотели облицевать керамической плиткой все стены и башни Кремля. Надо сказать, представителей власти периодически обуревали идеи что-то старое снести на Красной площади и воздвигнуть нечто грандиозное. Например, после сноса Воскресенских ворот и Казанского собора возникла идея на месте Средних торговых рядов, перед храмом Василия Блаженного возвести грандиознейшее сооружение — башню Наркомтяжпрома. Но этот проект, вместе с проектом Дворца Советов, не был воплощен в жизнь.

- Почему же эти безумные планы не были реализованы?

- Скорее всего, строительство и Дворца Советов, и Тяжпрома не было осуществлено из-за слабости материально-технической базы и предстоящих огромных финансовых затрат. И даже в более позднее время, после войны, строительство высотных зданий не приобрело массовый характер. Возведение грандиозных сооружений было не утилитарным, а демонстративным, поэтому затраты не оправдывали себя. В какой-то мере слабость материально-технической базы и отсутствие надежных строительных материалов негативно повлияли на сохранность и судьбу памятников конструктивизма, признанных мировых шедевров архитектуры. Последний печальный пример — судьба Дома Гинзбурга на Новинском бульваре, для спасения которого требуется разработка новейших технологий и вложения огромных средств.

- Новодевичий монастырь сносить не собирались, но комплекс его памятников каким-то образом пострадал в советское время?

- Потери были. Взорвали храм Иоанна Предтечи, выстроенный в 1830-х годах. Некрополь монастыря в конце 1920-х годов подвергся почти полному уничтожению. В настоящее время от всего некрополя — а было там примерно 3000 захоронений — осталось около сотни могил. При этом зачастую происходило кощунственное вскрытие захоронений и гробов.

- Вы хотите сказать, что сносили не только памятники, но и намеренно разрывали могилы? Зачем вообще разрушали такие некрополи?

- Мотивы того, что вскрывали могилы, труднообъяснимы, так как по христианским традициям никаких ценностей, кроме нательных крестов, в гроб не помещали. И стоимость этих находок ни в коей мере не могла компенсировать затраты на эту варварскую эксгумацию, и в некоторых случаях человеческие останки закапывали обратно, на небольшой глубине.

Некрополь же разрушили по идеологическим причинам, как кладбище классово чуждых элементов — аристократов, дворян, военных, представителей духовенства и купечества. Кроме того, материал снесенных надгробных памятников был использован для получения щебня при дорожном строительстве. А по некоторым сведениям, часть надгробных плит из ценных пород камня была якобы использована для отделки станций метрополитена. Однако сказать точно, для каких именно станций, невозможно — нет соответствующих документов.

- Почему некоторые захоронения все-таки пощадили?

- Дело в том, что были уничтожены надгробные памятники многих известных деятелей отечественной культуры. В их числе философ Владимир Соловьев и один из основателей Исторического музея А.С. Уваров. Это вызвало протест со стороны Московского университета, так как наряду с классово чуждыми элементами пострадали деятели истории и культуры, имеющие неоспоримые, признанные новой властью, заслуги перед отечеством. Разрушение некрополя остановили, даже восстановили некоторые утраченные памятники. Правда, это происходило не всегда удачно. Например, при восстановлении памятников на могилах Соловьева и Уварова были использованы фрагменты памятников, снятые с чужих могил.

В 1940-е годы территория кладбища, которое в начале XX века было вынесено за пределы монастырских стен, была увеличена вдвое и получила статус правительственного кладбища. Так некрополь Новодевичьего монастыря, по существу, стал российско-советским пантеоном, наряду с кладбищем у стен Кремля.

- Как вы относитесь к экскурсиям по Новодевичьему кладбищу?

- Эта практика существует во всем мире — кладбище Пер-Лашез, собор Инвалидов в Париже, Вестминстерское аббатство, собор Святого Павла в Лондоне, Пантеон в Риме. Кладбище, оно же пантеон, тоже является местом поклонения, это нормально. Правда, с главным российским некрополем — на Красной площади — сложилась сложная ситуация. Изначально площадь являлась торговой, и устроение на ней кладбища вообще было неуместно. Но его создали, это данность. Поэтому сегодня вызывает чувство неловкости проведение громких, многолюдных шоу, концертов в непосредственной близости от могил выдающихся деятелей — того же Горького или Жукова. Устройство зимой катка на Красной площади тоже воспринимается неоднозначно. Но, к сожалению, оптимальное решение этой проблемы пока не найдено. Видимо, для этого нужно согласие всего общества.

Пантеон имеет большое значение в формировании национальной гордости и уважения к своей стране. Знаменитые кладбища за рубежом находятся в должном состоянии. В теории, все памятники должны быть чистыми и ухоженными, так как они являются постоянным предметом посещения и поклонения. Так что к кладбищу Новодевичьего монастыря слово «пантеон» пока не очень применимо. В нашей стране единственным положительным примером состояния некрополя является пока Александро-Невская лавра в Петербурге.

Но уход за памятниками требует очень больших затрат. Пока эти затраты лежат на плечах родственников похороненных. А если присваивать кладбищу статус пантеона, то контроль за ним государство должно осуществлять в полной мере. Сегодня в некрополе Новодевичьего на средства Москомнаследия приведены в порядок два захоронения героев Отечественной войны 1812 года — генерала Тимофеева и поэта, партизана Дениса Давыдова. А вот захоронение декабриста, генерала Орлова, принявшего капитуляцию Парижа в 1814 году, находится в очень плохом состоянии. Поэтому вопрос с полноценным и должным уходом за памятниками некрополя пока не решен. Возможно, официальный пантеон еще будет создан — эта идея периодически выдвигается на протяжении нескольких десятилетий. Так, в 1950-е годы планировалось устройство российского пантеона на Воробьевых горах. В последнее время предлагалось создать национальный пантеон в Подмосковье, чтобы там выдающихся людей хоронить. Хотя, положа руку на сердце, пока таких выдающихся людей намечается не очень много. Но проблема стоит: лимит использования площади Новодевичьего кладбища скоро будет исчерпан.

- Удивительно, что за столь знаменитым некрополем нет должного ухода. А как обстоят дела с самим монастырем?

- В самом Новодевичьем монастыре пока все нормально. Когда я пришел, реставрационные работы уже были начаты, велись они и до революции. А с конца 1950-х годов восстановительные работы шли перманентно, не прерываясь ни на один год. Я даже начинаю забывать, каким монастырь был в момент моего прихода. По фотографиям только воспроизвожу этот образ — монастырь был похож на Шанхай: дома, нагромождения сараев…

- Почему именно Новодевичьему монастырю так повезло?

- Дело и в уникальной истории монастыря, его политической, культурной и религиозной значимости. И в том, что Новодевичий — признанный шедевр архитектуры. Весь монастырь, кроме Смоленского собора и церкви Амвросия, построен в стиле нарышкинского барокко. Сам стиль очень распространен по всей России, а по Москве тем более. Но Новодевичий — это наиболее полное, совершенное воплощение этого стиля, поэтому ЮНЕСКО включила монастырь в свой Список всемирного наследия. Такого объема, красоты и гармоничности нет ни у одного памятника в стране в стиле нарышкинского барокко. А надвратные церкви такие, каких в принципе больше нигде нет. Шедевры.

- Многолетняя работа с шедеврами культового зодчества способствует воцерковлению реставратора? Или он продолжает относиться к монастырям и церквям только как к архитектурным объектам?

- Тут все зависит от веры каждого человека. Но некоторые действительно воцерковляются. Например, со мной работал техник, Илья Стёпин. Он стал священником. Сначала в Кинешме служил, сейчас в Плёсе. А состоял раньше в Бюро комсомола. Ни к каким злодействам не призывал, но все-таки. Был безбожником, но после знакомства с иконами, архитектурой, духовенством что-то поменялось в нем.

- А на Вас продолжительная работа в монастыре повлияла?

- Я никогда не был воинствующим атеистом. Мама была неверующей, тетки верующие. Но нельзя сказать, что я воцерковленный. Пост, к примеру, не соблюдаю. Ведь главный постулат какой — не ешь ближнего, а не колбасу. Но после долгой работы с культовыми объектами меняется отношение к священнослужителям. Раньше как было: «смотри, смотри, поп пошел!». Предубеждение было. Сейчас сидим за одним столом, на вольные темы беседуем, отличные отношения.

- Вы дружили со всеми настоятельницами монастыря?

- Да, со всеми у меня хорошие отношения. От первой настоятельницы монастыря, Серафимы, которая стала игуменьей после открытия Новодевичьего в 1994 году, я был в восторге. Умнейшая женщина. Дед у нее был митрополитом, до этого служил настоятелем Нового Иерусалима. И, несмотря на то, что он был уже глубоким стариком, его после революции расстреляли. Сейчас он причислен к новомученикам. Так что в этом плане у нее «репутация» была безупречной. Но вот сама Серафима (в миру — Варвара Черная) всю свою сознательную жизнь прожила в советское время. Была заместителем директора Института резиновой промышленности, выдающимся химиком, даже создала новую область производства — латексную технологию. Была строгим, жестким руководителем, членом партии. От веры если и не отрекалась публично, то не говорила о ней точно. А когда в 1986 году вышла на пенсию, круто изменила жизнь. Решила, что пора смирять гордыню, и пошла продавать свечки в церкви Илии Пророка на Остоженке. Параллельно проводила изыскания для того, чтобы представить своего деда на комиссию для причисления к лику новомучеников. Так ее заметил митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, под чьей юрисдикцией находится Новодевичий монастырь. Он Варвару Васильевну оценил, лично постриг в монахини и сделал игуменьей Новодевичьего, коей она и пробыла до своей смерти в 1999 году. Умнейшая все-таки женщина была, у нас с ней был прекрасный контакт. Да и с последующими тоже, в том числе и с теперешней настоятельницей монастыря — матушкой Маргаритой. Она, кстати, по профессии генетик. Такие вот необычные женщины. И мы с ними стараемся совместно приспособить памятник под монастырские нужды, при этом так, чтобы и монахиням было удобно, и сам архитектурный шедевр не пострадал.

- Часто ли реставраторам приходится идти на компромиссы? В чем вообще специфика работы реставратора?

- Я бы сказал, что специфика нашей профессии в том, чтобы полностью отречься от собственного творчества. Оно просто запрещено в нашем деле. Ты должен думать о творчестве автора, который памятник создал. Да, ты можешь сделать лучше, чем Растрелли. Но не можешь, права не имеешь. Это будет подделкой. Человек должен отказаться от собственных амбиций, при этом преобразуя свое творчество в созидательную силу, и сохраняя свою одаренность, свой талант.