Союз в лицах

Александр Горматюк: «Если бы Дионисий жил в наше время, он бы использовал фотошоп»

Путь художника-реставратора, как правило, мало привлекает  публичное внимание. И не потому, что специалисты что-то пытаются скрыть – просто работа эта кажется со стороны кропотливой рутиной. Однако,  именно такой труд способен возвращать миру шедевры вселенского масштаба.

Путь художника-реставратора, как правило, мало привлекает публичное внимание. И не потому, что специалисты что-то пытаются скрыть – просто работа эта кажется со стороны кропотливой рутиной. Однако, именно такой труд способен возвращать миру шедевры вселенского масштаба. 

- О том в чем состоит тайна возрождения икон, рассказывает член Союза реставраторов России, художник-реставратор высшей категории, сотрудник Всероссийского художественного научно-реставрационного Центра им. И.Э.Грабаря, кандидат искусствоведения Александр Горматюк.

- Александр Анатольевич, в чём заключается работа художника-реставратора?

- Существует иллюзия в начале пути, что реставратор придёт и «из ничего» восстановит «всё», то есть совершит маленькое чудо. Особенно это любят "раскручивать" в СМИ. Но самое главное и ценное качество для реставратора – это чутьё и тактичность по отношению к художественному произведению. Очень важно прочувствовать и понять его не только на уровне художественном, но и духовном.

Художник-реставратор – это только работа в помещении или подразумевает выезды в экспедиции?

Моё направление работы в реставрации– христианское искусство, в том числе древнерусское, византийское искусство. Но мне доводилось по работе участвовать в археологических исследованиях, на первый взгляд не связанных с этим направлением - в частности, выезжали в Египет изучать древнеегипетские  памятники. И даже для своей узкой специализации мне удалось там почерпнуть много полезного: например, я открыл интересные технологии красок, которыми писались христианские иконы, но использовались уже в Древнем Египте.

Это важно, потому как, зная технологические нюансы, мы получаем больше возможностей, чтобы задержать процесс разрушения и сохранить икону, картину. Часто нам приходится в процессе реставрации удалять поздние слои – те «подштопки», что наносили реставраторы до нас, желая что-то подкрасить, улучшить. С этими слоями сложнее всего- редко бывает, когда произведение остаётся без такой корректуры и нужна отдельная методика – что оставить, а что удалить. В этом и заключается  сложность методики реставрации.

Известно, что существуют иконописные подлинники,  - списки, в которых древние мастера объясняли, как приступать к написанию икон. Вы пользуетесь такими артефактами в своей сегодняшней работе?

У нас в мастерской есть такой список, который был найден в Сийском монастыре – мне приходилось даже реставрировать образ святого Антония Сийского. Причем в нём методика работы описана великолепным поэтическим языком: какая должна быть погода, какое время года, о том пишется даже, что не должно быть комаров  мошек, чтобы они  не налипали на свежий лак (улыбается). Причём часть рукописи посвящена тому,  как «лечить» иконы, где разобрано по стадиям, что и как нужно делать. Сам по себе метод остался тем же, а новые технологии наших дней являются большим подспорьем в работе.

Мне кажется, что если бы в наше время жил бы прославленный иконописец Дионисий – автор знаменитых фресок, он бы обязательно использовал в своей работе все технологические новшества  - фотошоп, фломастеры, плёнки и т.д.

Говорят, что древние иконы буквально светятся изнутри. Вы, как реставратор, согласны с этим?

Да, и это обусловлено, в том числе, структурой живописи. Современная живопись  - тонко перетертый химический пигмент, а в древних иконах используется пигменты натуральные. И наше восприятие на микроуровне «живых» пигментов отличается от искусственных – так мы устроены, что воспринимаем свечение даже микроскопического кристаллика, который используется в материале к написанию древних икон. Поэтому поздние иконы проигрывают по сравнению с более древними.

Расскажите о ваших последних работах?

Сейчас в основном занимаюсь реставрацией Боголюбской иконы Божией Матери XII века, которая находится во Владимирском музее в особых условиях. И это тот случай, когда зацикливаться только в традиционализме не верно.  Здесь мы использовали 3D-сканирование – без него не смогли бы сравнить две электронной модели, чтобы узнать критичность разрушения иконы. Я уже не говорю о микроскопе, без которого невозможно увидеть красочный слой. Сейчас Боголюбская икона уже не в аварийном состоянии, сделан большой объём реставрационных работ.

Но самое важное, что реставрация этой иконы была начата ещё в 1918 году сами  Игорем Грабарём  - преемственность прямая. Игорь Эммануилович получил на эту работу благословение от канонизированного в наши дни Патриарх Тихона, было и одобрение со стороны советских властей. В целом же  пять поколений реставраторов работало над иконой и каждое поколение должно было её спасать: памятник очень много претерпел за время своего бытования – например, он попадал под камни разрушающегося храма. В наши дни нам удалось решить задачу, поставленную в 2009 году – вывести икону из аварийного состояния. Надо было удалить множество наслоений, чтобы открыть древний авторский слой. И это тот результат, который не удавалось достичь другим поколениям. Подчеркну, что наш успех стал лишь окончательным шагом на пути, который проложили предыдущие поколения.

То есть вам удалось выявить авторский слой?

Удалось выявить более поздние вставки, и увидеть живопись XII века. Сейчас Боголюбская икона находится в специальных климатических условиях, которые поддерживают сотрудники Владимиро-Суздальского  музея-заповедника. Напомним, что это тот образ, который был написан после явления Богородицы князю Андрею Боголюбскому.

В среде художников считают, то они творят для себя, что это высокое искусство и его зазорно делать на заказ. У реставраторов подход иной?

На мой взгляд, важно делать что-то для кого-то, не только для себя. И если приходит заказ, то к этому надо относиться со всей ответственностью.

Вы много лет занимаетесь реставрацией икон – в том числе тех, которые величают в народе чудотворными. А в Вашей личной жизни происходили в процессе таких работ чудеса?

Жизни без чудес не бывает. Самое большое чудо – это  то, что  я чувствую, как тот художник, который отделен от меня несколькими веками, общается со мной. Конечно, за столом я с ним не сижу (смеётся), но очевидную радость от сотрудничества испытываю.  Радость общения дёт например знакомство с красками, технологиями, приёмами древних матеров. Думаешь в таких случаях: «Вот, оказывается, как можно делать, а я и не знал». Именно эти открытия, приносящие радость, становятся для меня маленькими чудесами.